...
-- Тимоша! -- крикнул Левинсон осоловелому парнишке на крыльце. -- Иди овес покарауль: Морозка уезжает.
У конюшен, оседлав перевернутое корыто, подрывник Гончаренко чинил кожаные вьюки. У него была непокрытая, опаленная солнцем голова и темная рыжеющая борода, плотно скатанная, как войлок. Склонив кремневое лицо к вьюкам, он размашисто совал иглой, будто вилами. Могучие лопатки ходили под холстом жерновами.
-- Ты что, опять в отъезд? -- спросил подрывник.
-- Так точно, ваше подрывательское степенство!.. Морозка вытянулся в струнку и отдал честь, приставив ладонь к неподобающему месту.
-- Вольно, -- снисходительно сказал Гончаренко, -- сам таким дураком был. По какому делу посылают?
-- А так, по плевому; промяться командир велел. А то, говорит, ты тут еще детей нарожаешь.
-- Дурак... -- пробурчал подрывник, откусывая дратву, -- трепло сучанское.
Морозка вывел из пуни лошадь. Гривастый жеребчик настороженно прядал ушами. Был он крепок, мохнат, рысист, походил на хозяина: такие же ясные, зелено-карие глаза, так же приземист и кривоног, так же простовато-хитер и блудлив.
-- Мишка-а... у-у... Сатана-а... -- любовно ворчал Морозка, затягивая подпругу. -- Мишка... у-у... божья скотинка...
-- Ежли прикинуть, кто из вас умнее, -- серьезно сказал подрывник, -- так не тебе на Мишке ездить, а Мишке на тебе, ей-богу.
Морозка рысью выехал за поскотину.
Заросшая проселочная дорога жалась к реке. Залитые солнцем, стлались за рекой гречаные и пшеничные нивы. В теплой пелене качались синие шапки Сихотэ-Алиньского хребта.
Морозка был шахтер во втором поколении. Дед его -- обиженный своим богом и людьми сучанский дед -- еще пахал землю; отец променял чернозем на уголь.
Морозка родился в темном бараке, у шахты No 2, когда сиплый гудок звал на работу утреннюю смену.
-- Сын?...
